Нужно заметить, что "даниловцы" (оставшиеся в живых после репреесий 1930-х годов) в этом вопросе после войны разделились, кто-то остался непоминающим - например келейница архиепископа Феодора Александра Ипатьевна (монахиня Ермогена), жившая последние годы в Меленках.
Я узнала Прасковью Емельяновну, когда она жила в коммуналке в Выхино. Она с радостью приезжала в Данилов (когда было кому ее привезти) - в то время она лишь с трудом перемещалась по квартире. Любила принимать гостей, и я частенько бывала у нее на "пирогах" (при том она сама пекла очень вкусные пироги) . А в последние дни ее жизни, когда она тяжело страдала и уже не вставала с постели, мы, ее знакомые, по очереди дежурили у нее в квартире по ночам, потому что у соседки Наташи бывали по работе ночные дежурства, а ее дочурка Аля, тогда еще школьница, боялась оставаться одна.
Однажды меня глубоко тронула ее отзывчивость на человеческие скорби. Как- мы приехали к ней, когда я переживала очередное горькое "искушение" и не могла сдержать слез. Она сказала на это: "Если человек плачет, то надо спросить, почему он плачет: может у него что-то болит, или кто обидел..." Почему-то это прозвучало как голос ангела, так отвыкаешь в этом мире от какого-либо человеческого участия. После ее кончины мне поручили составить некролог, и вот что получилось:
Памяти схимонахини Даниилы (Прасковьи Емельяновны Мачкиной)
25 октября 1999 года, рано утром (в 3 часа 55 минут) тихо отошла ко Господу старейшая прихожанка Данилова монастыря схимонахиня Даниила, не дожив лишь несколько дней до своего 95-летия. Мирское имя ее было Параскева, Прасковья Емельяновна Мачкина.
Перед смертью Господь дал ей претерпеть тяжёлую болезнь — отнимались ноги (у большинства верующих в конце жизни больные ноги вследствие долгого стояния на службах), всё тяжелее было дышать. Месяц лежала, терпеливо перенося страдания телесные. Даниловская братия служили ей: после пострига в схиму (совершившегося на Успение, 28 августа 1999 года) почти ежедневно приезжали причащать. Главная тяжесть ухода за больной легла на плечи соседки и ее 19-летней дочери, проживших с нею в одной коммунальной квартире в Выхино 15 лет. В таком служении открывается устремление души человека: по вере служащих и по молитве за них умирающей, но духом живой матушки, Господь давал силы и крепость.
Прасковья Емельяновна с виду была обыкновенной старушкой, только очень уж старой. Те же немощи душевные, что и у большинства людей. Но кто узнавал её ближе, тот замечал в этой немощной и пережившей, кажется, все пределы, отпущенные человеку для земной жизни, старушке особую силу и крепость духа и истинно евангельский строй души. Матушка всегда со скорбью сознавала свою немощь и недостоинство монашеского звания, далёкость от спасения: “Живу в миру, в коммунальной квартире, заботы разные — какая я монахиня?..” Ежедневно прочитывала монашеское правило. Бывало, не встанет на полунощницу — скорбит, утром читает. По праздникам правила службу по книгам. У нее были оставшиеся от старого Данилова богослужебные книги, а недостающие восполняли по её просьбе братия. Особенно заботился монах Михаил, с которым они были знакомы с 1929 года — последний принятый в Данилов монастырь в 1929 году послушник, а в настоящее время старейший из даниловской братии. Беспокоился, чтобы Паня ни в чём не имела недостатка. Трогательна была их дружба. На погребении отец Михаил, прошедший Колыму, почти 90-летний старец, искренно и глубоко скорбел и плакал. Уходят последние из старого поколения верующих людей, сохранивших в лихолетье веру во Христа. Недаром говорят, что такие вот “старушки” сохранили нашу Церковь...
Душа ее теплилась непрестающей любовью к людям. Сколько сейчас вокруг всего греховного; жила всегда в окружении людей, далёких от Церкви; родные братья отошли от веры — всегда со скорбью молилась о всех, и молитва её не осталась бесплодной. Не упреками и назиданием, а молитвой и примером своего христианского терпения, исповеднической веры и любви приводила к вере безразличных или утративших веру людей. Она являлась живой связью поколений верующих людей, монахов, прежде всего — даниловских. Близко знала прежнюю братию, восприняла от них дух подлинного христианства и церковности, была свидетельницей их горения ко Христу, преданности Церкви, их подвижнической жизни. Часто ли встречала она среди современных монахов подобную же ревность к подвигу, готовность самоотверженно служить Христу, умереть за Христа? Далеко не всегда... Но никогда никакого осуждения. К священному званию — бесконечное благоговение.
Мы изредка видели её в Данилове — на престольные праздники, или на другие. Ей трудно было приезжать, едва передвигалась на костылях — но всегда имела желание приехать в Данилов. Её последним желанием было то, чтобы из дорогой сердцу обители братия проводили её в путь всея земли...
26 октября в Троицком соборе Данилова монастыря был совершен чин монашеского погребения. В нём участвовали священники Николо-Кузнецкого храма, во главе с протоиереем Владимиром Воробьевым, духовным отцом почившей. Похоронена схимонахиня Даниила на Даниловском кладбище, в могиле ее родителей - схимонахини Марии и Емельяна.
Схимонахиня Даниила родилась 29 октября 1904 года в деревне Вослинка Каширского уезда Тульской (ныне Московской) области. Деды её были крестьянами, а родители переехали в город — вначале в Петербург, а затем в Москву. Отец, Емельян Михайлович, в Москве занимался поставками форфоровой посуды, а впоследствии трудился по линии торговли. Был человеком властным и строгим, даже несколько резким. Эти черты унаследовала от него старшая дочь Паня. Мама, Матрона Флоровна, была женщиной кроткой, любвеобильной и смиренной; ничего не делала для себя, а всегда служила другим. Подобный же крест молчаливого несения скорбей в служении своим близким Господь возложил на младшую её дочь Тоню. В семье было семеро детей, трое умерли в детстве. Матрона Флоровна скончалась в 1936 году, 16 августа; за несколько дней до смерти её постриг в схиму с именем Мария последний наместник Данилова монастыря архимандрит Тихон (Баляев).
В раннем детстве Паня воспитывалась в доме бабушки по материнской линии (бабушку звали красивым именем — Соломония), так как родители подолгу жили в Петербурге. Сильно тосковала по родителям. Бабушка была занята по хозяйству и мало уделяла времени внучке, и с детства в душе Пани поселилась скорбь от ощущения своей никому не нужности. Может быть, это чувство сиротства и одинокости было знаком Божьего призывания к монашеству и стало для нее путеводной нитью к Богу; Господь, желая приблизить к себе одинокую, жаждущую Его благодатного утешения душу, вывел её впоследствии на монашескую стезю.
В начале 1910-х годов семья поселилась в Москве в Вознесенском переулке, рядом с Даниловым монастырём, и Паня стала учиться в гимназии (здание гимназии располагалось напротив Святых врат монастыря, где теперь Воскресная школа). В 1924 году переехали на Малую Тульскую улицу, также недалеко от Данилова.Это была обыкновенная по тем временам православная семья. По праздникам посещали храм, причащались раз в год. В юности Паня была очень живой и весёлой, любила наряжаться. Но однажды, неожиданно для родных, переменилась совершенно: стала одеваться просто, часто ходить в Данилов монастырь. В те тяжёлые для нашей Церкви годы обитель святого князя Даниила переживала расцвет духовной жизни. Благодаря настоятелю архиепископу Феодору, в прошлом ректору Московской Духовной Академии (1909-1917), после 1917 года здесь собралась братия особенная, преданная Церкви, воодушевлённая идеей христианского подвига; для них спасение было не отвлечённым богословским вопросом, а действительным содержанием и целью жизни. В Данилове в те годы подолгу проживали многие архиереи-исповедники, здесь были свои духовники и старцы. В 1920-е даниловцы собрали вокруг себя огромное число духовных чад; народ тянулся к ним как к истинным подвижникам, служителям Христа, ощущал в обители дыхание церковной жизни.
Все члены семьи Мачкиных стали прихожанами Данилова монастыря, а мама, Матрона Флоровна, вскоре нашла там себе отца духовного — иеромонаха Серафима (Климкова). О. Серафим поступил в Данилов монастырь по благословению старца Зосимовой пустыни иеросхимонаха Алексия. В 1920 году, 27-и лет, был пострижен в монашество епископом Дмитровским Серафимом (Звездинским). Послушанием его в обители была исповедь прихожан. Отец Серафим имел великий дар любви к душам человеческим и ревность об их спасении. “В отце Серафиме чувствовали особенную благодатную силу, и как железо притягивается к магниту, так души людей льнули к батюшке. С первых дней его служения, несмотря на его молодость, мы чувствовали в нём старца”, — вспоминает одна из его духовных дочерей. Он прожил долгую жизнь (скончался 1 февраля 1970 года), пережив почти всю даниловскую братию 1920-х годов (большинство их было расстреляно в 1937 году). Последние годы провёл в скитаниях, не имея постоянного пристанища и возможности открытого служения. До последних дней самоотверженно и безропотно нёс тяжкий и скорбный крест духовничества. Тайно принял схиму с именем в честь святого благоверного князя Московского Даниила.
В 1925 году, на Сретение, Паня впервые подошла к отцу Серафиму — за благословением на работу. Окончила учиться и никак не могла устроиться. После праздничной обедни в Троицком соборе к отцу Серафиму всегда стояла очередь до самой паперти. А Паня тогда и благословение-то брать не умела. Не хватало терпения стоять в такой длинной очереди. Ушла было; потом вернулась. И так несколько раз. Господь испытывал произволение юной Пани, попуская эту малую борьбу... Наконец, подошла: “Никак на работу не устроюсь”. — “А тебе на работу и не надо. Ты там и Бога забудешь, и в Церковь ходить перестанешь”, — был ответ старца. Так Господь дал ей наставника на пути спасения, Своего преданного и самоотверженного пастыря душ человеческих — отца Серафима.
О. Серафим требовал от своих духовных чад ежедневного откровения помыслов, многих направлял на монашеский путь, и от всех требовал труда над своею душою, воспитания в ней истинно христианского, евангельского устроения, требуемого верой, и жизни по заповедям Христовым. Многие из его учеников и учениц живы и поныне; сохранилось множество писем — пастырских посланий о. Серафима своим духовным чадам (некоторые из них были опубликованы в журнале “Даниловский благовестник”, 1996 г., вып. 8, с. 65—74). Он наставлял их в том, что только терпеливом крестоношением спасается душа. “Отказаться от креста и смерти с Господом — значит отказаться от Самого Господа и своего спасения... Итак, приидите, не только сшествуем Господу, но и распнемся с Ним, и умертвимся Его ради житейским сластем... Поскольку увеличиваются страдания для распятого со Христом, постольку увеличиваются утешения Святого Духа, что радостнее для человека, чем все земные радости... Зря веру и любовь нашу Всемогущий и Всеблагий Сам поспешит укрепить колеблющиеся стопы наши в сем святом и необходимом подвиге. Итак, до сих пор висела ты на кресте, — пишет он духовной дочери, — и не сходи до конца, терпи! Претерпевший до конца спасется. Сомнения с левой стороны, не поддавайся им! Ты связана по рукам и ногам. Ветхий твой человек бунтует, но ты не слушайся его... Он всё кричит: сойди, сойди! Но ты знаешь, что с креста не сходят, но с него снимают. Терпением бери и смирением, считая себя достойной не такого креста, а еще худшего...”.
О. Серафим сам, прежде всего, самоотверженно нёс тяжёлый крест пастырства, претерпевал множество огорчений и досаждений от чад своих, ещё не возросших духовно. Этот старческий подвиг он нёс по любви к Господу и ближним на протяжении 50-ти лет... Одна духовная дочь о. Серафима видела во сне архимандритов даниловских с маленькими светлыми сияющими крестами, только у одного своего батюшки крест за спиной от головы до ног, тяжёлый и тёмный; и слышала голос “сам взял такой”...
Семья Мачкиных помогала даниловцам в трудные 1920-е годы. Паня трудилась в обители — помогала убирать и украшать храм (на праздники Троицкий собор богато украшали гирляндами цветов, развешанными через весь храм). Антонина Емельяновна вспоминает, что часто мамочка посылала ее с корзиночкой гостинцев к батюшке. Однажды она отдала батюшке корзиночку, отошла, смотрит, а он тут же отдал её подошедшему вслед за нею мальчику. Огорчилась этим — ведь для батюшки!..
19 октября 1929 года Троицкий собор был закрыт. Последним действующим храмом в обители остаётся храм Святых Отцов семи Вселенских Соборов. Сюда были перенесены нетленные мощи святого князя Даниила. В октябре 1930 года и этот последний храм был закрыт, а несколько оставшихся на свободе монахов перебрались в церковь Воскресения Словущего, что за Даниловым. Отсюда в 1933 году исчезли мощи святого князя Даниила.
В доме Мачкиных часто бывали даниловские монахи: настоятель архиепископ Феодор, о. Серафим, о. Тихон, о. Стефан, о. Димитрий (впоследствии иеросхимонах Гавриил), о. Игнатий — монах-карлик. Одну зиму в начале 1930-х годов Владыка Феодор скрывался у них в доме в Вослинке. Отец не хотел принимать Владыку, боясь за семью, за детей, но мама его уговорила: “За Владыкины молитвы...”. К тому времени Владыка Феодор побывал уже в лагерях. Прасковья Емельяновна рассказывала, что Владыка часто плакал, вспоминая лагерь... Однажды сопровождала архиепископа Феодора во Владимир, где он скрывался от властей. И какую проявила бдительность! В поезде услышала будто голос человека, которого в Данилове считали предателем, доносчиком [это был послушник Димитрий, впоследствии митрополит Сергий (Воскресенский)]. Тут-то проявилась её решительность и смелость: тотчас скомандовала Владыке прятаться — и он забрался на третью полку. Но на этот раз беда миновала. Паня ошиблась — это был не тот человек, не предатель. Во Владимире поначалу Владыка Феодор остановился у протоиерея Владимира (Побединского), на Заднем Боровке (эта улица и сейчас существует во Владимире). Подходят с Паней к дому. Владыка стучит. “Кто там?” — “Архиепископ Феодор...” — Паня обмерла: “Владыка! что же Вы делаете! Ведь кто знает — что там в доме...”. Но и на этот раз беда миновала.
В 1937 году большинство даниловских монахов мученически погибли. Остались единицы: архимандрит Тихон (Баляев) — последний наместник, иеромонах Павел (Троицкий), духовный сын архимандрита Георгия (Лаврова), архимандрит Серафим (Климков). Инок Михаил (Карелин), келейник архимандрита Симеона (Холмогорова), попал в Колымские лагеря.
В 1942 году Прасковью Емельяновну также арестовали. Получила 5 лет лагерей. Спрашивала следователя: за что они её взяли; тот отвечал уклончиво. А она хорошо понимала, что за веру и за служение даниловской братии.
В лагере в Свердловской (ныне Екатеринбургской) области с усердием выполняла всякую работу — готовила обед для заключенных (на 300 человек одна!), стирала белье. Безотказной была и всё делала с великой любовию к людям - и к своим собратьям по скорби - заключённым, и к лагерному начальству, и все отвечали ей взаимной нелицемерной любовью... Бывало, приготовит обед, а кто-то принесет муку — просит пирогов напечь — и она печёт пироги. За год до смерти эта 94-летняя старушка, едва передвигавшаяся на костылях по квартире, пекла пироги для гостей - и такие славные, складные. Даниловские монахи, приезжавшие к ней, дивились и утешались её любовью — такая забота, труд! Никто безутешен не уходил от неё.
После лагеря — новые испытания. Не разрешено было вернуться в Москву, жила в Александрове. По возвращении в Москву родные отвернулись от неё, боялись общения с родственницей, пришедшей из лагеря (братья отошли от веры; отец был женат 2-й раз, жили с женой в тесной комнате, и мачеха не приняла Паню). Приняла её на жительство сестра Антонина. А затем Прасковья Емельяновна встретилась с Михаилом Петровичем Карелиным (иноком Михаилом), уже вернувшимся к тому времени с Колымы, долго жила в его семье. Поначалу не могла устроиться в Москве на работу. А в Харькове жил при женской монашеской общине о. Тихон (последний даниловский наместник). Поехала к нему, попросила молитв (о. Тихон почитался как молитвенник, жил в затворе). Вернувшись в Москву, пришла на Рогожское кладбище. Там сразу взяли её на работу в храм: трудилась за ящиком. Последние 15 лет прожила в коммуналке в Выхино, получая маленькую пенсию. До самой кончины о. Серафима оставалась его духовной дочерью. Батюшка постриг её в монашество с именем Параскева.
Дивно всё совершает Господь в жизни Своих верных рабов. Души праведных в руце Божией. 20-летней девушкой пришла Паня в Данилов и так дивно оказалась связанной с обителью святого князя Даниила вся её жизнь. Спустя 75 лет отсюда даниловская братия провожала её в последний путь, напутствуя дивными по глубине и проникновенности в судьбы человеческие молитвами, которые Святая Церковь возносит о своих преставившихся от этой временной жизни испытаний и скорбей к жизни вечной. Верим и уповаем, что за свою преданность Христу и за молитвы отцов-исповедников, которым она послужила в земной жизни, вечной непреходящей радости удостоилась сестра наша схимонахиня Даниила. Вечная ей память!
