Ольга Серафимовна Дефендова
(монахиня Серафима)

(† 27 мая 1960 г.)

В светской литературе много пишут о выдающихся людях. Теперь издается специальная серия: “Жизнь замечательных людей”. Самые разные направления ума и воли делают людей знаменитыми. Верующему человеку интересно знать не только о земных великих путешественниках, о выдающихся ученых, инженерах, но и о тех, кто и в горниле нашего времени умеет переплавить свое сердце на мягкое и любвеобильное, кто “имеет вид путешествующего в Небесный Иерусалим”.

Вот о таком путешественнике в Горний Иерусалим мне хочется рассказать.

Ольга Серафимовна.

Высокая, худенькая старушка, всегда аккуратно одетая, в скромном черном или сером костюме из дешевой простой материи, на чистой белой кофточке черный бантик. Седую голову всегда прикрывала небольшая черненькая косыночка, завязанная сзади. Лицо открытое, приветливое, ласковое, располагающее к откровенности. Прекрасные большие добрые глаза под широкими темными бровями смотрели проникновенно.

Умерла она, когда ей было восемьдесят лет. Ни близких, ни далеких родственников не было у нее, но близкие по духу люди были ее большой семьей. С членами этой семьи мне хочется поделиться воспоминаниями о жизни почившей. Кажется мне, что много в ее жизни было замечательного, интересного, редкого, поучительного.

Ольга Серафимовна Дефендова происходила из старинного дворянского рода. В ее архиве хранилась дарственная Екатерины Великой предкам на имение в Тамбовской губернии. Дедушка и бабушка Ольги Серафимовны были благочестивыми людьми, но в семье их не было счастья: все рождавшиеся мальчики умирали младенцами, и родителям это горе казалось каким-то особым наказанием от Бога.

Усердно молились родители, чтобы Господь благословил их сыном. Однажды во сне дедушка видит дивного старца, который приветливо сказал ему: “Назови младенца, который скоро родится у тебя, моим именем, и он останется живым”. Проснувшись, дедушка сразу понял, что явившийся старец был Саровским подвижником Серафимом, изображение которого он имел, бывал на могиле его, но никогда не обращался к нему с молитвой, ибо знал, что старец Серафим не прославлен Церковью, не причислен к Лику святых.

Как же быть, можно ли дать младенцу имя непрославленного подвижника?

Приближалось время рождения вымоленного младенца. Чтобы выяснить вопрос о наречении имени, дедушка отправился в Тамбов к архиерею. Архиерей, выслушав рассказ просителя, благословил назвать младенца именем Серафима, но до канонизации Саровского старца считать покровителем младенца Серафима из Лика небесных сил.

Младенец родился, был крещен с именем Серафима, остался живым и здоровым, и был великим утешением родителей. С этих пор вся семья Дефендовых стала с особой любовью почитать старца Серафима.

Оставшийся в живых по молитвам Саровского подвижника Серафим Васильевич и был отцом Ольги Серафимовны. Брата Ольги Серафимовны назвали также Серафимом, в честь того же новопрославленного Преподобного.

В семье, кроме Ольги и Серафима, была еще сестра Мария.

“Мы, дети, были глупые, — рассказывала Ольга Серафимовна, — не ценили, как должно, Преподобного и даже сердились на свое отчество. Среди наших знакомых никого не было Серафимов, и на наше отчество все пялили глаза”.

Однажды сестре Ольги Серафимовны пришлось танцевать с одним князем, и он, когда галантно благодарил за танец, спросил: “Как Ваше имя и отчество?” Сестра замялась и, сконфуженно опустив глаза, ответила: “Мария”. — “А как же отчество?” — “Никак”. “Ах, Мария Никаковна! Очень приятно!”

А брату нашему Серафиму Серафимовичу однажды прислали письмо, адресованное “честнейшему Херувиму и славнейшему без сравнения Серафиму”. Только взрослые не поняли достоинство даже одного имени Серафим.

Отец Ольги Серафимовны был генералом, но скоро вышел в отставку и был смотрителем (управляющим) странноприимного дома графов Шереметьевых.

Семья была дружная, вся жизнь строилась по уставу Православной Церкви. Мать, Ольга Ивановна, была добра не только к своим детям, но и чужие дети были предметом ее заботливого попечения. родители постоянно водили детей в храм, брали их с собой на богомолье в монастыри. В доме Дефендовых часто бывали архиереи и священники. Имя Иоанна Кронштадского часто поминалось в их семье.

В один из его приездов в Москву обе сестры, Ольга и Мария, причастились из рук Батюшки. Ко дню Причастия мать приготовила девочек соответствующим образом: накануне они не ужинали, читали правило; утром их одели в новенькие платья и заранее повели в тот храм, где должен был служить Батюшка. Вот как сама Ольга Серафимовна рассказывала об этом:

 — Мы, дети, не могли понять, почему в храме так много народа? почему так долго не начинают служить? Когда началось Причастие, то оказалось, что чуть ли не вся церковь двинулась к Святой Чаше. Причащал сам Батюшка. Нас, как детей, пропустили вперед, и мы стояли в первых рядах у амвона.. Впереди нас стояли двое простых женщин. Мы слышали их разговор:

 — Мы тоже пойдем причащаться...

 — Что ты, ведь мы же не говели, не исповедовались...

 — Отец Иоанн всех причащает и без исповеди.

 — Ну тогда пойдем...

Мы невольно посетовали на нашу родительницу, которая не дала нам ужина и долго читала молитвы, а вот эти счастливчики тоже причастятся, и без всякого труда.

Женщины поставили нас перед собой, и мы подошли к Святой Чаше. Батюшка внятно назвал наши имена и причастил нас, а потом он жестом показал позади нас идущим женщинам, чтобы они остановились, и властно произнес:

 — Я больше причащать не буду, — и передал Чашу другому священнику.

Только потом, придя домой и рассказав все родителям, мы поняли, что Батюшка, не причастив женщин, и обличил их за их неправильные мысли”.

Вскоре семья Дефендовых познакомилась с отцом Иоанном гораздо ближе.

Однажды зимой Серафим Васильевич отправился в Кронштадт с тем, чтобы повидаться с великим Подвижником и по каким-то вопросам посоветоваться с ним. Была зима. От Ораниенбаума в Кронштадт нужно было переправляться по льду через Финский залив. Движение по этой дороге было оживленное: многие на санях ехали и в ту, и в противоположную сторону.

На пути какие-то сани быстро обогнали Серафима Васильевича, но, проехав немного вперед, перевернулись. Серафим Васильевич приказал извозчику остановиться и вышел сам, чтобы помочь упавшему седоку подняться. Каково же было удивление Серафима Васильевича, когда он узнал в нем дорогого Батюшку, к которому он ехал за советом.

Батюшка улыбался — он не ушибся. Отец Иоанн сердечно поблагодарил неизвестного барина за помощь и снова двинулся в путь.

В Кронштадте Серафим Васильевич провел несколько дней, разговаривал с о. Иоанном, заручился его согласием посетить их семью в Москве и благополучно возвратился домой.

Через некоторое время у Серафима Васильевича произошла большая неприятность по службе (очевидно, какая-то клевета на добрых людей). Он послал Батюшке телеграмму с просьбой помочь молитвой. “Я помог Вам подняться на Финском озере, когда лошадь опрокинула Ваши сани, теперь я прошу Вас помочь мне подняться из беды”, — писал он. Кронштадский пастырь тут же ответил: “Молюсь. Все будет хорошо”.

Беда миновала, тучи прошли, и снова установилась спокойная жизнь, и потекла по своему обычному руслу. Но благополучие не бывает постоянным.

Неожиданно заболела мать, и врачи объявили родным, что медицина не в силе помочь ей. Тогда снова полетела в Кронштадт телеграмма с просьбой о молитвах об умирающей матери, — и опять утешительный, полный веры ответ принес надежду; скоро Ольга Ивановна выздоровела.

Вскоре после ее выздоровления в Москву приехал о. Иоанн Кронштадский. Среди разных мест, которые предполагал посетить Батюшка, был и приют для сирот графа Шереметьева. Наконец-то появилась возможность повидаться близко с дорогим Батюшкой.

Ольга Ивановна в тонком платье встречала о. Иоанна в вестибюле. Рядом с ней стояла ее дочь Оленька и уговаривала ее, чтобы она не выходила на крыльцо, когда приедет Батюшка, ведь на улице зима, мороз. Как только к крыльцу подкатили сани, Ольга Ивановна выбежала на улицу встречать о. Иоанна, и в следующее мгновение сияющий Батюшка появился в вестибюле, широким рукавом рясы прикрывая от холода счастливую Ольгу Ивановну.

Оленька тут же подбежала к нему под благословение, но Батюшка, продолжая улыбаться, отстранил ее и, посмотрев с любовью, сказал:

 — Я — холодный. Не подходи ко мне, а то простудишься!

Батюшку обступили люди, и бедная Оленька только издали наблюдала за всем происходящим.

Провожая о. Иоанна, когда он уезжал из приюта, одна богатая дама, знакомая семьи Дефендовых, передала Батюшке пакет с большой суммой денег. Вслед за ней и другие лица стали передавать Батюшке деньги на бедных и благотворительные дела. Батюшка с благодарностью брал деньги, но у упомянутой дамы денег не принял, сказав ей:

 — Уж вы сами их отдайте.

Растерявшаяся дама не поняла, что сказал ей о. Иоанн; она была смущена тем, что Батюшка почему-то именно от нее не пожелал взять деньги. Батюшка, обращаясь к растерянной и смущенной даме, повторил:

 — Вы сами их отдайте первому попавшемуся человеку.

Батюшка уехал. Огорченная дама проговорила недовольно:

 — Здесь тысяча рублей, и я отдам их первому попавшемуся человеку?

Вернулась домой с решением не отдавать деньги никому. Но совесть ее была неспокойна, и через два дня она решила исполнить слово о. Иоанна. Она вышла на улицу и пошла вперед. Навстречу ей шел какой-то офицер. Он был мрачен, глаза опущены вниз.

 — Возьмите, это Вам просили передать! — властно сказала дама и, отдав пакет, хотела вернуться к себе домой.

 — Стойте, кто Вы? — спрашивал человек, увидев в полученном конверте деньги; какой-то страх и недоумение изобразились на его лице.

 — Смотрите, — продолжал незнакомец, — вот записка, и вот пистолет. Я должен был сейчас вон за тем углом покончить со своей жизнью. В записке я написал, что прошу никого не винить в моей смерти. Я проиграл в карты все свое состояние и в отчаянии решил покончить жизнь самоубийством. И вдруг Вы передаете мне как раз такую сумму, какую я должен не позднее сегодняшнего дня внести в банк. Кто Вы?

Изумленная дама тихо сказала:

 — Благодарите о. Иоанна Кронштадского.